|
23.05.-24.11.2007 г.
ПОЛЕ
Весна. Утро. Я в лесу. Со мной мой пёс. Поют птицы. Многоголосье. Всё находится в броуновском движении. Но эта хаотичность – кажущаяся. На самом деле, все имеет свою цель и причину.
Сегодня я сижу не под берёзой, а на сломанном дереве. На «моём» месте муравьи начали строить дом. Берёзовые брёвнышки, на которых я сидела ещё осенью, за зиму и весну превратились в труху, и муравьи сочли их отличным строительным материалом. Я захотела сесть на «свое» место под берёзой и разворотила начатое ими строительство, но затем, устыдившись, ушла.
Кто я здесь? Такой же представитель живой природы, как и они, созданные кем-то по чьему-то образу и подобию или занесенные пришельцем с другой планеты в невообразимо далёком прошлом. Простите меня, муравьи!
Я сижу и смотрю на раскинувшееся передо мной поле. Оно стало местом моего ежедневного посещения с того момента, как мы построили дом и перебрались сюда из города. Каждый день, за исключением зимы, когда подходы к «нашему» месту под берёзой заносит снегом, я прихожу сюда вместе со своей собакой. Здесь мы придаёмся свободе и входим в контакт с полем. Аддис, навострив уши и отведя их назад, носом вбирает воздух и получает информацию о происходящем вокруг. Я с наслаждением вдыхаю удивительный аромат природы, и он целительным бальзамом разливается во мне. Сначала мы поднимаемся на косогор, с которого хорошо просматривается всё поле до самого леса, а затем с левой стороны, по дороге вдоль забора генеральских особняков, по полукружью, идём к берёзке. Осенью или ранней весной, когда трава не так высока, мы идём к берёзе наискось через всё поле. Аддис тычется мордой в мышиные норы и пытается поймать себе добычу.
Ранней весной окружающий наше поле лес ещё серый, но когда подходишь к берёзке, видишь её набухшие почки, чувствуешь как она наливается живительным, идущим из земных недр, соком. Вокруг пробуждается какая-то сила, мощная, животворящая. Она везде, в каждой точке пространства. Она трудится изо дня в день, придавая полю и лесу новые оттенки цвета: от серого до серо-зелёного, салатового и, наконец, до насыщенного ярко-зелёного.
Сейчас поле покрыто густой сочной зеленью. Оно словно изумрудный ковёр, местами цвета индиго, с яркими нарядными жёлтыми солнышками-одуванчиками, которые как веснушки высыпали по всей его поверхности. Скоро жёлтый наряд поля сменится белым, и полетят зонтики-парашютисты разносить генетическую память своего вида. Заснуют туда сюда птицы, букашки и пришельцы муравьи. Зашумит, покрывшись густой листвой лес, раскудрявится и «наша» берёзка. Лето. Оно принесёт полуденный зной, ароматы полевых трав, и лес, заново возродившийся из прошлого лета, осени и морозной зимы предстанет перед нами во всей своей красе. Как же здесь хорошо!
Кто бы мог подумать, что всего лишь в четырнадцати километрах отсюда шумный и душный город, бетонно-асфальтовая громадина с маленькими зелёными островками и бесчисленной человеческой биомассой, подчинённой странной, чуждой природе бытия логике. И человек, являясь частью этого удивительного и прекрасного мира, одновременно находится в постоянном поиске гармонии и в извечном состоянии борьбы за своё кажущееся господство над ним.
Аддис настороженно сложил уши домиком, затрепетали его черные ноздри, пропуская через себя воздух, и его, почти волчьи, глаза забеспокоились. Пора домой. До свидания, «наше» поле. Мы придём завтра, снова поднимемся на косогор, и перед нами опять откроется великолепный зелёный ковёр и край леса – мир, где царствует гармония с непостижимыми для нас законами..........
На следующее утро по «нашему» полю стройными рядами, нарушая привычный птичий гомон, шли трактора и сенокосилки, сновали грузовики, увозя сочную зелень «нашего» поля. Обескураженные вторжением посторонних, мы поспешили домой.
Ночью грянул гром, и порывистый ветер разметал по округе остатки скошенной травы.
В течение недели стояла душная жаркая погода. Выжженная солнцем земля растрескалась, стриженая трава превратилась в солому, и только по краю леса, куда не смогли подобраться сенокосилки, ещё оставались густые заросли разнотравья и крапивы. Мы выходили как можно раньше, чтобы успеть перейти поле и cпрятаться в лесу до наступления невыносимой жары, когда палящие лучи солнца обжигают, а дуновение ветра не приносит никакого облегчения.
И вот, наконец, фронт пониженного давления с запада принёс дожди. Наступила долгожданная прохлада. С поля дул лёгкий ветерок. Это был один из приятных нежарких летних дней, когда мы как обычно поднялись на косогор и остановились. Аддис был удивлён не меньше моего – «наше» поле было занято. Большие чёрные вороны расположились на косогоре, взяв в круг маленьких воронят. От такого обилия птиц поле казалось чёрным. В мгновение ока вороны взметнули вверх и приземлились. Затем они взлетели вновь и опять совершили плавную посадку. Мы оказались на лётном поле. Среди ворон сновали скворцы, ласточки, стрижи и какие-то маленькие серые птички, похожие на воробьёв. Казалось, всё местное птичье племя собралось на большие учения. Разнопёрые эскадрильи сновали по воздушному пространству поля, набирая высоту и стремительно пикируя вниз. В перерыве между полётами птенцы-юнцы чинно, как и их старшие сородичи, расхаживали по полю. Осторожно, чтобы не вспугнуть молодняк и не разозлить старших, мы прошли по краю поля к «нашей» берёзке. В лесу шелестела от лёгкого ветерка листва, на солнечных полянках краснели ягоды земляники, цвёл зверобой. На старой яблоне, уцелевшей в лесной чаще, завязались крохотные яблочки. После буйного майского цветения наступала пора созревания плодов. Аддис то и дело выныривал из леса, выбегал на поле и следил за чёрными воронами. Эти важные черные птицы привлекали его собачье внимание более всего. Видимо, маленькие пичужки казались ему незначительными и очень суетливыми. На юрких истребителей он не обращал никакого внимания. Другое дело ворон – птица. Он стремился подойти к ним ближе, но я подзывала его к себе, пытаясь внушить, что общение с этими важными птицами небезопасно. Мы углубились в лес. Аддис насторожился: новые запахи, новые звуки. Когда мы вышли на поле вновь, тренировочные полёты закончились. Можно было смело шагать через поле домой.
Иногда, когда наваливается усталость, а состояние души оставляет желать лучшего, мы доходим только до середины. Я ложусь на поле ничком и становлюсь травинкой, цветком, лепестком. Всем своим существом я хочу прорасти корнями, зацепиться за эту землю. Аддис ложится рядом и ждет, пока я напитаюсь её силой. Потом мы идём навстречу ветру, и он наполняет нас энергией воздушных струй. «А ну-ка, песню нам пропой весёлый ветер, весёлый ветер, моря и горы ты обшарил все на свете...» Я пою, и мне кажется, что я чувствую йодистый запах моря и ощущаю брызги бушующих волн.
Всю неделю время от времени гремели грозы. Огромные кучевые облака наваливались на лес, проплывали над полем, и ветер гнал их дальше, на город. Они рассеивались, и вновь, соединяясь, друг с другом, образовывали причудливые формы. Перед нами возникали очертания горных пейзажей, сквозь которые солнечные лучи освещали то одну, то другую часть леса. Порыв ветра и мгновенная смена освещённости придавала лесу таинственные тёмно-зелёные или изумрудно-золотистые краски. Представлялись полотна Куинджи, и, казалось, сам художник вносит в привычную картину поля новые штрихи и оттенки. Я попадала в мир ассоциаций и фантазий. Облака превращались в ангелов. Мне чудилось, что я взмываю ввысь и лечу вместе с ними, обнимая волнующиеся под лёгким ветерком, верхушки деревьев. Я видела леса, поля, реки, маленькие деревушки, я видела город, дома, заглядывала в окна. Кругом люди. Я чувствовала их, слышала их, и мне хотелось помочь им, но я понимала, что мне уже пора. И я возвращалась с небес на землю и шла вместе с Аддисом, бегущим рядом, домой, в свой реальный и любимый мною мир.
В течение дня солнце с востока дефилирует по небу через всё поле, делая его ярким и праздничным, а к вечеру садится за лес, превращая его в таинственное и немного печальное место. На поле медленно опускается ночь. Деревья по краю леса, затихают и кажутся огромными великанами, стоящими на страже своего мира, оберегая его обитателей от вторжения чужих. Где-то в последний раз прокуковала глупая кукушка, и охнул филин, вылетая в ночной дозор. Стемнело. На западе, в том месте, где скрылось солнце, уже взошла яркая звезда. Аддис вопросительно посмотрел на меня. Пора? И мы в молчаливом согласии двинулись в нашу сторону. Вот и закончился ещё один день. В нём было всё: дела и думы, мечты и фантазии,
а главное – удивительное состояние гармонии с окружающим миром.
В конце сентября небо затянуло серыми печальными тучами и пошли косые дожди. Иногда по два или по три дня мы оставались дома, а жизнь на поле шла своим чередом. Там, за окном, окутанные сеткой дождя, - поле, берёзка, лес с опавшей и пожухлой листвой, наши полянки и тропинки. В редкие часы, когда переставал моросить дождь, поле встречало нас туманами, и мы растворялись в молочной пелене, отрезанные от внешнего мира. Только я и Аддис на небольшом участке пространства. Может, кому-то мы казались призраками. Женщина и собака – в клубящихся рваных клочьях тумана. Неприкаянные, мы странствовали по полю в надежде, что вот- вот разойдутся облака и проглянет солнце. Иногда мы ловили этот удивительный момент. Сквозь тучи, неожиданно, проглядывало яркое, уходящее в бесконечность голубое небо, а солнце, на мгновение, разноцветной радугой играло в водных брызгах моросящего дождя.
Промокшие, перепачканные, но почему-то радостные, мы возвращались домой. Аддис залезал в будку сушиться, чтобы потом заново перепачкаться и превратиться в чёрную собаку Баскервилей, а я заваривала травяной чай с ароматом «нашего» поля.
Мы ждали снега, когда застынет земля, скованная первым морозом, и «наше» поле, готовое ко сну, покроется белым покрывалом.
Снег шёл и шёл. Он то сыпал мелкими крупинками, то кружился огромными снежинками, то, завывая метелью, наметал волнистые барханы. Всё вокруг стало белым, бело. Холодное, застывшее «наше» поле звенело на ветру кристалликами льда. Оно спало. Спало, чтобы вновь пробудиться весной во всей своей красе.
|
Вход
Регистрация
Галерея
FAQ
Поиск
)
